Сочинение 13.3 по тексту В.Г. Распутина

(1)В поздних и мягких сумерках они вышли к Байкалу, перешли через рельсовую дорогу и в лесном отбое между дорогой и берегом скинули со спин поклажу.

(2)Догорел свет, небо потухло, не давая глубины, и затмилось; выскочили над Байкалом слабые, мутные звёздочки и тут же скрылись. (3)Резко и отчётливо выделяясь, темнел лес, не вставший ещё сплошной стеной. (4)В нём длинными и тоскливыми вздохами пошумливал верховой ветер. (5)Резко очерчивались густой синью и дальние берега на той стороне Байкала; вода в море, притушенная скучным небом, едва мерцала дрожащим и искривлённым, как бы проникающим из-под дна свечением.

(6)Первое, что увидел Саня, открыв глаза, было солнце, выбравшееся из-за туч, чтобы показать, что оно живо-здорово и одно-единственное во всё огромное чистое небо, склонённое от горы за речку и дальше, чтобы солнцу легче было выкатиться на простор. (7)Возле горы лежала ещё тень, слабая и начинающая подтаивать, от неё, казалось, и натекла небольшая сырость, но вся низина сияла под солнцем, и взрывчато, звёздчато взблёскивали там на кустах яркими вспышками погибающие капли воды. (8)Куда всё так скоро ушло: и беспросветная, бесконечная тьма в небе, и дождь, и ночные тревоги, и страхи, — нельзя было представить.

(9)Костёр догорал, слабый дымок редкой и тонкой прядью уходил прямо вверх. (10)Саня и ступал как-то необыкновенно легко и высоко, словно приходилось затрачивать усилия не для того, чтобы ступать, а чтобы удержаться на земле и не взлететь. (11)Деревья стояли вытянувшись, прямилась трава.

(12)Саню всё в это яркое утро приводило в восторг: и то, как обрывались с кедра и шлёпались на шалаш, падали на землю последние крупные капли дождя; и то, как умиротворённо и грустно, вызывая какую-то непонятную сладость в груди, затихал костёр; и то, как дурманяще и терпко пахла после дождя лесная земля; как всё больше и больше выбеливалась низина, куда :им предстояло идти; и даже то, как неожиданно, напугав их, закричала над головами кедровка. (13)Солнце вошло в силу, воздух нагрелся — пора было приниматься за дело. (14)Саня заглянул в своё ведро, стоящее по-прежнему в рюкзаке под кедром: ягода в нём заметно осела и сморилась, и всё-таки больше двух бидонов, прикинул он, в ведро уже не войдёт. (15)Можно не торопиться. (16)Но, как только начал он брать, как только потекла сквозь пальцы первая ягода, ещё больше налившаяся, отличающаяся от вчерашней тем, что произошло в эту ночь, и вобравшая в себя какую-то непростую её силу, как только окунулся он опять в её живую и радостную россыпь, руки заработали сами собой, удержать их было уже невозможно. (17)Под солнцем голубица скоро посветлела и стала под цвет неба — стоило Сане на секунду поднять глаза вверх, ягода исчезала совершенно, растекалась в синеве воздуха, так что приходилось затем всматриваться, напрягать зрение, чтобы снова отыскать её, по-прежнему крупную, отчётливо видимую.

(18)Саня и не заметил, как набрал один бидон, потом другой... (19)Ведро было полнёхонько, а он только разохотился. (20)Обвязав сверху ведро чистой тряпицей, которую он для этой надобности и прихватил с собой, чтобы не высыпалась по дороге ягода, он неторопливо стал спускаться по тропке обратно.

(21)Саня сладостно вздохнул: так хорошо было, так светло и покойно и в себе, и в мире этом, о бесконечной, яростной благодати которого он даже не подозревал, а только предчувствовал, что она где-то и для кого-то может быть. (22)Но чтоб для него!.. (23)И в себе он, оказывается, многого не знал и не подозревал: этого, например, нечеловечески сильного и огромного чувства, пытающегося вместить в себя всё сияние и всё движение мира, всю его необъяснимую красоту. (24)Саню распирало от этого чувства, он готов был выскочить из себя и взлететь, поддавшись ему, он готов был на что угодно»

(25)Захотелось вдруг пить, и он, спустившись к речке, попил, прихлёбывая из ладони. (26)Солнце поднялось высоко, день раздвинулся шире и стал глубже и просторней. (27)Всё вокруг было как-то по-особенному ярко и свежо, точно Саня только что попал сюда совсем из другого, тесного и серого, мира или, по крайней мере, из зимы. (28)Воздух гудел от солнца, от его ровно и чисто спадающего светозарного могучего течения; теперь, после ночи, пила и не могла напиться и насытиться солнцем земля. (29)Всякий звук, всякий трепет листочка казался значащим больше, чем просто звук или трепет, чем обычное существование их во дню, как и сам день не мог быть лишь движением времени. (30)Нет, это был его величество и сиятельство день, случающийся на году лишь однажды или даже раз в несколько лет, в своём величии, сиянии и значении доходящий до последних границ.

(31)Мальчик сел на камень возле потухшего костра и, задумавшись и заглядевшись без внимания, окунулся опять в тепло и сияние до конца распахнувшегося, замершего над ним во всей своей благодати и мощи, раскрытой бездонности и нежности, без сомнения, главного среди многих и многих дня. (32)Он сидел и слабой, усыплённой, заворожённой и отрывистой мыслью думал: «Что же мне ещё надо? (33)Так хорошо! (34)В одно время он, такой день, и я, а одно время здесь...»

(35)И, когда на обратном пути поднялись они с тяжёлой поклажей на вершину перевала, на тот таёжный каменный «трон», откуда волнами уплывали в дали леса, когда, встав на краю обрыва, оглядел на прощанье Саня это сияющее под солнцем без конца и без края и сияющее уже под ним величественное в красоте и покое первобытное раздолье, — от восторга и непереносимо-сладкой боли гулко и отрывисто застучало у Сани сердце: пусть, пусть что угодно — он это видел!

(По В.Г. Распутину*)
* Валентин Григорьевич Распутин (1937-2015) — русский советский писатель и публицист, общественный деятель.